Александр Маркьянов - Слепящая тьма [СИ]
— Может, мне все-таки попытаться задать несколько вопросов резиденту? — осторожно спросил Шахри.
— Нет! — мгновенно отреагировал шейх — даже не думай об этом! И вообще — забудь про этого американца! Раз и навсегда!
Шейх Салакзай не случайно запретил подполковнику Шахри каким-либо образом пытаться узнать что-то еще о неверном из источников ИСИ и баз данных, предоставленных ЦРУ. Он справедливо полагал, что все запросы пакистанцев, на получение информации в международной базе данных на членов террористических групп, регистрируются и тщательно анализируются. Если запрос обычной биографической справки ничего не значил — такие запросы поступали десятками и сотнями в день — то попытка узнать дополнительную информацию, безусловно, вызвала бы лишние вопросы. Шейх, несмотря на отсутствие специального образования, прекрасно разбирался в таких вот тонкостях прохождения информации. Какой смысл отправлять запросы в базу данных, если можно запросить информацию другим, не оставляющим следов способом?
Майкл Рамайн не зря опасался утечки информации и не зря поставил обязательным условием, что всей информацией о сути его игры должен будет владеть только один человек — контр-адмирал Ричард Рейли из разведки военно-морского флота. Не делалось никаких записей, чтобы редкостью для до предела забюрократизированных разведывательных агентств США. За такое вот ведение дел можно было получить пинком под зад и в двадцать четыре часа оказаться за воротами родного ведомства — но контр-адмирал Рейли был призван из действующего резерва и «выкинштейна» не опасался.
Этим же вечером, шейх Салакзай встретился еще с одним человеком. Он знал его давно — еще с тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Официально шейх находился на связи у другого куратора — но тому он просто сливал малозначимую информацию. С этим же человеком он встречался регулярно, свыше десяти лет. Вдвоем они представляли собой своего рода канал связи между администрациями США и исламским подпольем. И за то время, пока они встречались, оба они существенно "продвинулись по службе".
Нельзя сказать, что этот человек завербовал шейха — но и нельзя сказать, что шейх завербовал этого человека. Их, скорее можно было назвать старыми друзьями — хотя при этих встречах каждый преследовал исключительно деловые интересы. И каждый жестко отстаивал интересы стороны, которую представлял.
Сегодняшняя встреча прошла как обычно. Почти. Стороны договорились о дальнейших действиях. Кого следует сдать американской разведке, посадить в Гуантанамо, кто какие показания должен дать. Кого наоборот, следует не трогать, закрыть на это глаза. Кто из сотрудников американских разведслужб копает слишком глубоко и его надо ликвидировать. Какие цены на нефть должны установиться в ближайшее время. И много, много других важные деталей без чего тесный союз Белого дома и исламского экстремизма не мог существовать.
Мало кто понимал, что происходит на самом деле. Американские спецслужбы, совсем захиревшие в девяностые, сейчас разрослись до устрашающих размеров, на них буквально пролился золотой дождь. Людей набирали уже тысячами, не успевали утверждать новые штатные расписания. На всемирную борьбу с терроризмом уходили миллиарды.
И избиратель, глядя в телеэкран, с чувством глубокого удовлетворения видел, что его денежки тратятся не напрасно. Задержали террориста, который хотел взорвать самолет взрывчаткой, спрятанной в ботинке. Еще нескольких в Британии — работая врачами, они не придумали ничего лучшего, как таранить машиной ограду аэропорта…
И никто не задумался, никто не задал вопроса — а почему те же врачи, работающие в больницах, просто не заразили донорскую кровь СПИДом? Ведь так они могли угробить многие тысячи до того, как их бы разоблачили. А почему террористы не реализовали свой первоначальный план атак 9/11 — не направили самолеты на атомные энергоблоки? Но стадо, сидевшее перед телевизорами давно разучилось задавать вопросы. Никто и помыслить не мог о таких вот встречах на пыльных проселочных дорогах близ столицы провинции Белуджистан.
Напоследок, Хасан Салакзай задал вопрос о попавшем в его руки неизвестном кяфире — по имени Майкл Томас Рамайн. Не может ли его дорогой друг выяснить, кто послал этого кяфира и с какой целью…
И дорогой друг пообещал выяснить. По должности он курировал разведслужбы страны и ему никто не мог отказать в ответе на вопрос. Да и просто с ним никто не хотел ссориться. Он действительно мог узнать любую, самую секретную информацию — и поделиться ею с уважаемым шейхом. Естественно, конфиденциально…
Потому что этот человек уже много лет приезжал на работу в самый центр Вашингтона и парковал свою машину на тесной парковке, на С-стрит, рядом с домом 2201 — именно его какой-то безвестный остряк прозвал "Туманным дном"…
Пакистан, Кветта
Место заключения
13 июня 2008 года
Пятница, тринадцатое. День, когда можно ждать чертей на пороге — и иногда они появляются…
Очнувшись, я с удивлением понял, что все еще жив. Никак на это не рассчитывал — попавшись в руки пакистанских полицейских самое лучшее, что могло со мной случиться — так это легкая смерть. На Востоке порой могут убивать неделю…
Но я был жив…
Пошевелившись на полу, я понял, что меня особо и не били — даже ничего не сломали. Да, болело все тело, от долгого лежания на холодном полу ныла спина — но переломов не было…
Удивительно…
Огляделся по сторонам, увидел лежащий на бетонном полу тюфяк, переместился на него. На холодном полу лучше не находиться. После чего — стал оглядываться по сторонам…
Камера. Непонятно, где она находится, но по виду это помещение — камера. Освещения нет, весь свет поступает через зарешеченное окошко. На улице, судя по солнечным лучам, пробивающимся через двойную обрешетку — день. Камера на удивление большая — примерно шесть на восемь метров — и я нахожусь ней совершенно один. Дверь — типично тюремная, из проклепанной, немного проржавевшей стали, с глазком — выглядела основательно и непоколебимо. В углу — накрытое крышкой ведро. Тюфяк, ведро, дверь, окошко с решеткой, бетонные стены — вот и все, что было вокруг меня. Оглядел стены — ни единой надписи, ни написанной, ни нацарапанной — вообще ничего. Такое ощущение, что до меня здесь никто не сидел.
Я уже начал понимать, где именно я нахожусь. С тех пор, как наше правительство в неизречимой мудрости своей ведет глобальную борьбу с терроризмом, Пакистан стал одним из ее основных фронтов. Сюда все валять валом — оружие, деньги, спецсредства, одним из которых меня и захомутали. Была тут и куча самых разных тюрем — тайных и никому не подчиняющихся. Тому, кто попал в такую вот тюрьму, на Habeas Corpus рассчитывать не приходилось…
Но мне он и не был нужен…
Оставалось только ждать. Все равно — если меня оставили в живых — значит, я кому-то был нужен именно живой, по крайней мере, пока. А дальше — все зависело от меня самого…
Тот, кому я был нужен, появился тогда, когда свет за окном сошел на нет и камера погрузилась в сумрак. Я уже собирался спать, когда около двери раздались шаги. В двери засветилось словно пробитое пулей отверстие — кто-то заглянул в глазок — причем коридор с той стороны был хорошо освещен. Затем залязгали засовы. Я сел на тюфяке по-турецки, и принялся молча ждать…
Того, кто зашел в мою камеру я никогда в жизни не видел — и тем не менее, я его знал. Человек этот был худ, высок, с коротко постриженной седой бородой и антрацитно-черными, блестящими глазами. Одет он был в дорогой костюм, и напоминал бы влиятельного бизнесмена — араба, если бы не одно но. У него не было руки, пустой рукав пиджака свободно болтался. И по этому признаку я его сразу опознал.
Хасан Салакзай. Агент американской разведслужбы, начальник полиции провинции Белуджистан и только дьяволу известно кем он был еще. Мой основной противник…
Для него внесли стул — даже не стул, а своего рода пуф, обтянутый тканью и мощный светодиодный светильник на аккумуляторах. После чего, повинуясь кивку головы шейха, оставили нас одних. Лязгнул засов на двери. Салакзай, двигаясь быстро и бесшумно, устроился у самой двери, включил фонарь — но не так чтобы слепить меня, а так чтобы освещать камеру — и молча уставился на меня. Я же смотрел на него…
Нужно было выбрать нить разговора. Мне предстояло одно из самых серьезных испытаний в моей жизни — и моя же жизнь стояла на карте….
— Ты владеешь английским? — спросил Салакзай после долгого молчания.
— Да. — один из приемов защиты от возможного манипулирования заключается в том, чтобы отвечать на вопросы собеседника как можно более кратко, стараясь и вовсе ограничиваться словами «да» и «нет».
